Родителей не выбирают, и в этой лотерее везет не всем. Вот, например, Егор маму почти не помнит, ее лишили родительских прав, еще когда он был совсем крохой, — любила приложиться к бутылке. Жил с папой у бабушки. И... превратился в обузу. У отца появилась новая семья, другой ребенок, ершистый подросток оказался не к месту. Решила устроить личную жизнь и бабушка — мальчишка стал мешать. Куда бежать от этого в 13 лет? А в 3, 5, 7 — если нечего есть и надеть, а взрослые вспоминают, что у них есть дети, лишь в период просветлений? Но помощь обязательно придет. От государства. У нас есть целая система выявления детей, попавших в социально опасное положение. Только за 9 месяцев прошлого года такими были признаны более 19 тысяч! Временным, на полгода, домом для них становятся приюты при социально–педагогических центрах. За это время у родителей есть шанс измениться и сохранить семью. И за тем, что в более чем 58% случаев это удается, — непростая, кропотливая работа педагогов и психологов. В этом убедились корреспонденты «СБ», посетив детский социальный приют «Пчелка», куда попадают дети из Московского и Октябрьского районов Минска.
Дом, в котором и защитят, и позаботятся.
Не дом, но и не «казенные стены». Гостиная с диваном, телевизором, книжками–игрушками, игровая, комната для занятий, уютные спальни на два–три–четыре человека, шкафчики с повседневной и нарядной одеждой. Ковры, наряженная елка, рисунки и фотографии. Пятиразовое питание. Для малышей, их сейчас тут пятеро, сосредоточенно выполняющих задание воспитателя, — это скорее хороший детсад, где еще и ночуешь, для старших — наверное, что–то вроде летнего лагеря. Правда, ходить в школу все же приходится. «Ой, к нам приехали!» — девчонки лет семи–девяти убегают делать прически, им на занятия пока рано, учатся во вторую смену. Старшеклассники — на учебе. Всего в приюте, от мала до велика, 22 ребенка. Они попали сюда, потому что все меры воздействия на их родителей не дали эффекта. Ведь неблагополучие в семье видно еще с рождения малыша — сначала медикам, потом воспитателям детсада, учителям в школе. Ситуация не выправляется — семью ставят на учет, и информация о ней оказывается в банке данных территориального социально–педагогического центра. Как минимум полгода такую семью пытаются привести в чувство. Результата нет — ребенка забирают в приют, не лишая пока мам и пап родительских прав. Татьяна Изотова, возглавляющая СПЦ Московского района уже 10 лет, не раз наблюдала пресловутые неблагоприятные условия:
— В основном у алкоголиков в доме нищета, оборванные обои, черные шторы, не мытые никогда окна, пустой холодильник. Врезалось в память: двое деток дома, мамы нет. Спрашиваю, что ели сегодня, говорят — суп. Открываю кастрюлю — а там хвосты говяжьи в воде, без картошки, морковки... И больше никаких запасов. Дети не могут жить сами в таких условиях — без еды, одежды. Часто у них педикулез.
После такого антуража адаптируются в приюте новенькие неплохо, группы тут по 10 человек максимум, живут мини–семьей. Но во многом переезд проходит гладко потому, что с самого начала детям говорят: вы вернетесь домой, вы здесь, чтобы родители исправили то, из–за чего вы сюда попали, — маме надо устроиться на работу, привести в порядок дом... Ну и, конечно, никто не ограничивает их в общении с родными. Они могут навещать детей каждый день. Вот только делают это, увы, далеко не все...
Татьяна Петровна не скрывает: переломный, самый тяжелый момент для детей наступит позже — тогда, когда решается, куда им возвращаться: в родную семью, замещающую или интернат. Егору, например, пришлось узнать, что при нескольких живых родственниках он все же отправится в детский дом. Услышал, выбежал на улицу — педагоги переживали, пока он ходил туда–сюда возле центра, свыкался с новостью. Состояние у мальчика было шоковое, ведь до последнего верил, что его заберет или отец, который уже и навещать перестал, или мать вдруг вспомнит о нем. Только долгая работа с психологом помогла увидеть светлые моменты в будущем. А вот братья Никита и Артем известие об интернате восприняли спокойно: жить вне дома привыкли — в приюте оказывались четырежды! Мама воспитывала их одна и, когда из–за ее запоев мальчишек поместили в дом малютки первый раз, сумела взять себя в руки, закодировалась и даже смогла восстановиться в родительских правах. Но потом опять сорвалась. Еще и еще. Так мальчишки и жили на два «дома», и их эта ситуация настолько напрягала, что в какой–то момент они стали ненавидеть ее первопричину. Потому интернат восприняли как лучший вариант.
Но все же чаще встречается другой сценарий. Ведь все 6 месяцев, пока ребенок в приюте, с его семьей интенсивно работают, оказывая социальную, медицинскую, психологическую, педагогическую помощь. В СПЦ Московского района действует даже группа анонимных алкоголиков, а ими является основная масса родителей, чьи дети оказались тут. И это дает плоды. У двух сестричек, 5 и 9 лет, запоями страдала мама, работавшая поваром. В итоге ее уволили. Папа–строитель употреблял за компанию. Когда сестры попали в приют, он приходил каждый день, а мама не появлялась 2 месяца, не могла выкарабкаться. Специалисты СПЦ выезжали к ним домой, подключили дядю, бабушку, прабабушку — родители стали посещать группу анонимных алкоголиков, оба закодировались, ходили на занятия к психологу. Мама вышла на работу. Сестрички счастливы: на днях они отправятся домой. Но семья все же останется под присмотром.
Все чаще в приют, по наблюдениям Татьяны Петровны, попадают и дети наркоманов:
— За пару лет было всего два примера, когда такие родители выезжали на реабилитацию сроком на год, лечились, а дети временно отдавались на опеку бабушкам–дедушкам. Во всех остальных случаях, к сожалению, закончилось лишением родительских прав.
Но даже в таких сложных ситуациях делается все, чтобы у ребенка была семья. Как, например, у двух малышей, которые не пробыли в приюте и двух месяцев, как их мама–наркоманка умерла. Здоровье же папы, тоже наркозависимого, было настолько подорвано, что работать он не мог, а значит, детей вернуть ему было невозможно, хоть он их любил и очень жалел. Бабушка и дедушка опекунами стать не смогли по возрасту и состоянию здоровья. Специалистам центра удалось разрешить задачу, максимально учитывая интересы малышей. Им нашли усыновителей, которые согласились, вопреки тайне усыновления, сохранить родственные связи, позволив старикам общаться с внуками.
— Конечно, мы стараемся, чтобы у всех детей была семья. С 2010 по 2013 год вообще не брали направлений в интернат. В Московском районе 17 детских домов семейного типа, и это большой ресурс, особенно помогающий с детьми постарше, которым сложно найти семью. В случае, когда родителям вернуть ребенка невозможно, лучший вариант — конечно, усыновление, и их число растет: если в 2013 году это был всего один ребенок, то в 2014–м — 7, в прошлом году — 8 и уже в этом готовим документы для двоих. Помогает то, что на базе нашего центра проводятся диагностика и обучение потенциальных усыновителей и замещающих родителей и мы имеем возможность познакомить их с нашими детьми, — Татьяна Петровна признается, что жалеет всех детей, оказавшихся волею судьбы в приюте, но научилась строго относиться к родителям, которые не осознают своих проблем. Да, государство позаботится о каждом ребенке в любом случае, но ответственности с родных это не снимает.
Цифры «СБ»
У нас работают 138 социально–педагогических центров, из них 112 — с детскими социальными приютами. За 9 месяцев прошлого года в приюты было помещено 2.419 детей в возрасте от 3 до 18 лет. 2.340 в итоге сняты с учета, из них 1.372 возвращены в родные семьи — это 58,7%.
Кстати
Юридическую базу для создания социально–педагогических центров дал Декрет № 18. Главная их задача — профилактика семейного неблагополучия, помощь ребенку в трудной жизненной ситуации, работа с родными и замещающими семьями.
Юлия ВАСИЛИШИНА, «Советская Белоруссия» № 20 (24902) от 3 февраля 2016
Дом, в котором и защитят, и позаботятся.
Не дом, но и не «казенные стены». Гостиная с диваном, телевизором, книжками–игрушками, игровая, комната для занятий, уютные спальни на два–три–четыре человека, шкафчики с повседневной и нарядной одеждой. Ковры, наряженная елка, рисунки и фотографии. Пятиразовое питание. Для малышей, их сейчас тут пятеро, сосредоточенно выполняющих задание воспитателя, — это скорее хороший детсад, где еще и ночуешь, для старших — наверное, что–то вроде летнего лагеря. Правда, ходить в школу все же приходится. «Ой, к нам приехали!» — девчонки лет семи–девяти убегают делать прически, им на занятия пока рано, учатся во вторую смену. Старшеклассники — на учебе. Всего в приюте, от мала до велика, 22 ребенка. Они попали сюда, потому что все меры воздействия на их родителей не дали эффекта. Ведь неблагополучие в семье видно еще с рождения малыша — сначала медикам, потом воспитателям детсада, учителям в школе. Ситуация не выправляется — семью ставят на учет, и информация о ней оказывается в банке данных территориального социально–педагогического центра. Как минимум полгода такую семью пытаются привести в чувство. Результата нет — ребенка забирают в приют, не лишая пока мам и пап родительских прав. Татьяна Изотова, возглавляющая СПЦ Московского района уже 10 лет, не раз наблюдала пресловутые неблагоприятные условия:
— В основном у алкоголиков в доме нищета, оборванные обои, черные шторы, не мытые никогда окна, пустой холодильник. Врезалось в память: двое деток дома, мамы нет. Спрашиваю, что ели сегодня, говорят — суп. Открываю кастрюлю — а там хвосты говяжьи в воде, без картошки, морковки... И больше никаких запасов. Дети не могут жить сами в таких условиях — без еды, одежды. Часто у них педикулез.
После такого антуража адаптируются в приюте новенькие неплохо, группы тут по 10 человек максимум, живут мини–семьей. Но во многом переезд проходит гладко потому, что с самого начала детям говорят: вы вернетесь домой, вы здесь, чтобы родители исправили то, из–за чего вы сюда попали, — маме надо устроиться на работу, привести в порядок дом... Ну и, конечно, никто не ограничивает их в общении с родными. Они могут навещать детей каждый день. Вот только делают это, увы, далеко не все...
Татьяна Петровна не скрывает: переломный, самый тяжелый момент для детей наступит позже — тогда, когда решается, куда им возвращаться: в родную семью, замещающую или интернат. Егору, например, пришлось узнать, что при нескольких живых родственниках он все же отправится в детский дом. Услышал, выбежал на улицу — педагоги переживали, пока он ходил туда–сюда возле центра, свыкался с новостью. Состояние у мальчика было шоковое, ведь до последнего верил, что его заберет или отец, который уже и навещать перестал, или мать вдруг вспомнит о нем. Только долгая работа с психологом помогла увидеть светлые моменты в будущем. А вот братья Никита и Артем известие об интернате восприняли спокойно: жить вне дома привыкли — в приюте оказывались четырежды! Мама воспитывала их одна и, когда из–за ее запоев мальчишек поместили в дом малютки первый раз, сумела взять себя в руки, закодировалась и даже смогла восстановиться в родительских правах. Но потом опять сорвалась. Еще и еще. Так мальчишки и жили на два «дома», и их эта ситуация настолько напрягала, что в какой–то момент они стали ненавидеть ее первопричину. Потому интернат восприняли как лучший вариант.
Но все же чаще встречается другой сценарий. Ведь все 6 месяцев, пока ребенок в приюте, с его семьей интенсивно работают, оказывая социальную, медицинскую, психологическую, педагогическую помощь. В СПЦ Московского района действует даже группа анонимных алкоголиков, а ими является основная масса родителей, чьи дети оказались тут. И это дает плоды. У двух сестричек, 5 и 9 лет, запоями страдала мама, работавшая поваром. В итоге ее уволили. Папа–строитель употреблял за компанию. Когда сестры попали в приют, он приходил каждый день, а мама не появлялась 2 месяца, не могла выкарабкаться. Специалисты СПЦ выезжали к ним домой, подключили дядю, бабушку, прабабушку — родители стали посещать группу анонимных алкоголиков, оба закодировались, ходили на занятия к психологу. Мама вышла на работу. Сестрички счастливы: на днях они отправятся домой. Но семья все же останется под присмотром.
Все чаще в приют, по наблюдениям Татьяны Петровны, попадают и дети наркоманов:
— За пару лет было всего два примера, когда такие родители выезжали на реабилитацию сроком на год, лечились, а дети временно отдавались на опеку бабушкам–дедушкам. Во всех остальных случаях, к сожалению, закончилось лишением родительских прав.
Но даже в таких сложных ситуациях делается все, чтобы у ребенка была семья. Как, например, у двух малышей, которые не пробыли в приюте и двух месяцев, как их мама–наркоманка умерла. Здоровье же папы, тоже наркозависимого, было настолько подорвано, что работать он не мог, а значит, детей вернуть ему было невозможно, хоть он их любил и очень жалел. Бабушка и дедушка опекунами стать не смогли по возрасту и состоянию здоровья. Специалистам центра удалось разрешить задачу, максимально учитывая интересы малышей. Им нашли усыновителей, которые согласились, вопреки тайне усыновления, сохранить родственные связи, позволив старикам общаться с внуками.
— Конечно, мы стараемся, чтобы у всех детей была семья. С 2010 по 2013 год вообще не брали направлений в интернат. В Московском районе 17 детских домов семейного типа, и это большой ресурс, особенно помогающий с детьми постарше, которым сложно найти семью. В случае, когда родителям вернуть ребенка невозможно, лучший вариант — конечно, усыновление, и их число растет: если в 2013 году это был всего один ребенок, то в 2014–м — 7, в прошлом году — 8 и уже в этом готовим документы для двоих. Помогает то, что на базе нашего центра проводятся диагностика и обучение потенциальных усыновителей и замещающих родителей и мы имеем возможность познакомить их с нашими детьми, — Татьяна Петровна признается, что жалеет всех детей, оказавшихся волею судьбы в приюте, но научилась строго относиться к родителям, которые не осознают своих проблем. Да, государство позаботится о каждом ребенке в любом случае, но ответственности с родных это не снимает.
Цифры «СБ»
У нас работают 138 социально–педагогических центров, из них 112 — с детскими социальными приютами. За 9 месяцев прошлого года в приюты было помещено 2.419 детей в возрасте от 3 до 18 лет. 2.340 в итоге сняты с учета, из них 1.372 возвращены в родные семьи — это 58,7%.
Кстати
Юридическую базу для создания социально–педагогических центров дал Декрет № 18. Главная их задача — профилактика семейного неблагополучия, помощь ребенку в трудной жизненной ситуации, работа с родными и замещающими семьями.
Юлия ВАСИЛИШИНА, «Советская Белоруссия» № 20 (24902) от 3 февраля 2016
